Было мне лет пятнадцать, когда я, пользуясь тем, что мой старший брат – начальник военно-охотничьего хозяйства, уже самостоятельно бегал в лес с ружьём отца и русско-европейским кобельком брата – Саяном. От дома, чтобы попасть в лес, надо было скрытно пройти узким переулком, а за ним уже начиналась свобода – пойменный луг реки Березины, переходящий в настоящие хвойно-лиственные заросли-джунгли урочища, именуемое почему-то Бобовки. Через Бобовки текла криничка со студёной водой, которую во многих местах своими плотинами перегородили бобры, тем самым запрудив криничку и кое-где даже заставив выйти её из берегов. К тому времени я уже хорошо знал несколько хороших, активных тяг вальдшнепа в урочище, на пересечении которых за вечер приходилось до тридцати пролётов птиц. Приученный к порядку, много я не стрелял: два-три выстрела для души своей и радости для Саяна. Однажды ближе к вечеру, я, как обычно, спрятал разложенное ружье, повесив его на ремне через шею под маминой фуфайкой, и шёл по узкой улочке на луг, держа на поводке Саяна. и тут случилось совершенно непредвиденное. Из-за поворота переулка, по которому машины ездили раз в год, выехало два УАЗа, а за ними – большая военная машина с будкой и антенной на ней. Убегать некуда – вокруг забор. я присел, будто поправляя шнурки на кедах, но передний УАЗ остановился прямо возле меня.

– Ну, куда это мы идём? – дверца УАЗа открылась, и первое, что я увидел – широкие красные лампасы.

– Да вот… Собаку прогуливаю, – несмело соврал я, уже лихорадочно придумывая, как и куда убегать.

– А ружьишко-то не рано ли тебе носить? – опять «спросили» лампасы.

– Какое ружьишко? – возмутился я, и тут же с ужасом заметил, что ствол разложенного ружья предательски торчит из отворота телогрейки.

– Не вздумай драпать, – словно угадав мои мысли, сказал вышедший из машины высокий военный с лалампасами на брюках, – ты откуда сам?

– Я? – вздохнул я, – вон мой дом.

-Так ты Виктора брат? – спросил с улыбкой военный, – как твоя фамилия?

Так я познакомился с командующим армией генералом Хайдаровым, и уже через десять минут мы ехали в одном УАЗе на мою вальдшнепиную тягу. Генерал рассказывал мне как равному, что он не очень давно приехал в наш город, но сам является заядлым охотником, причем, охотился и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и в Германии, и Венгрии. и вот он очень даже ненавязчиво попросил меня сводить его на вальдшнепиную тягу – я признался ему, куда я шёл. Меня смутили машины, двигающиеся за нами, но генерал с виноватой улыбкой ответил, что без них он не имеет права находится: охрана и связь должны быть при нем всегда. Тем не менее, машины мы оставили на взгорке пред спуском в Бобовки, и все протесты адъютанта генерал оставил без внимания, а мы вдвоём, и с Саяном, пошли на мою тягу – благо, идти-то было всего с полкилометра. Генерал внимательно и удовлетворённо рассматривал следы косуль, лосей и кабанов на тропе, по которой мы шли, тихо расспрашивая меня об охоте, о брате, о родителях и об успехах в школе. и как только мы подошли к моей полянке, генерал тут же заулыбался:

– Так ты дашь мне разок-другой выстрелить?

– Конечно, – не без гордости и радости ответил я. – Вы встаньте…

– Э, погоди-ка. Дай я попробую выбрать место сам, не подсказывай, пожалуйста. А патроны я тебе потом отдам. Идет?

– Конечно, – обрадовался я такому вот повороту событий, – ещё как идёт!

Солнце тихо спряталось за верхушки островка на болоте. Вовсю гомонили бекасы, изредка пролетали утки, крикливо перекликались вездесущие дрозды. Мы тихо перешептывались с генералом, когда впереди на поляну выскочила облезлая линяющая лиса, но сразу же нас заметила и также тихо скрылась в кустах ивняка. Весенний лес жил своей необычной загадочной жизнью, и я чувствовал и видел, что генерал так же, как и я, радуется, любуется и наслаждается природой, глубоко вдыхая аромат распускающихся почек осин и берёзок. Кроме того, заметил я, даже слегка волнуется, держа мою, а точнее, отцовскую курковку в своих руках. Ему надо было слегка отойти к перешейку, где две заросшие высокой прошлогодней травой полянки соединялись между собой полосой ивняка и крушин, но я молчал, помня его просьбу. и вот уже стихли бекасы, почти угомонились дрозды, небо из серого становится свинцовым.

– Ну я пошёл,– шепнул мне генерал

– Куда? – опешил я.

– Я стану вон на том перешейке, ладно? – он улыбнулся,– а ты, если не возражаешь, после моих выстрелов пускай Саяна, как и договорились, хорошо?

– Конечно!

Саян подозрительно поглядывал на чужого человека, который взял у меня ружьё, и недовольно вертел головой, ожидая, когда я сниму ошейник и отпущу его. но я такой свободы ему на этот раз не дал, потому что он легко мог увлечься и бобрами, уже выползающими из воды за пропитанием, и лосями, а то и кабанами: все эти животные в то время в большом количестве обитали прямо в пяти – семи километрах от крупного индустриального города, на окраине которого и жила моя семья. Вслед за уходом генерала пролетел и первый вальдшнеп. Громко «хоркая», он ровно тянул свою нитку прямо к перешейку, в кустах которого скрылся генерал. Выстрела не последовало. А вскоре над полянами завертелся, закружился настоящий хоровод вальдшнепиных танцев в воздухе. и «хоркая», и «цыкая», вальдшнепы летали и над полянами вдоль поймы, и поперёк полян, и с опуши леса, и обратно от реки. Выстрелов всё не было. Саян уже перестал рвать поводок и вообще не смотрел в мою сторону, явно обидевшись за такое вот невежество и непонятное вообще поведение. и тут раздался первый выстрел, и именно Саян первым заметил падающего вальдшнепа, метнулся, захрипел. Едва я отстегнул поводок, он рванулся к месту падения птицы и через несколько секунд, довольный, положил её у моих ног, ожидая заслуженной похвалы. Второй выстрел. Третий. и все без промаха. Три птицы лежало у моих ног, когда послышалось шуршание травы и в темноте показался силуэт охотника. Саян предупредительно зарычал – и правильно: наша добыча! но генерал, улыбаясь, «попросился» подойти к нам, и не без моей подсказки Саян недовольно успокоился.

– Ну, ребята! Ну – охота! Ну – тяга! Эх, спасибо, эх, порадовали! А какая здесь природа – не надышаться, не налюбоваться! – генерал с восторгом пожал мне руку, – как я тебя сегодня нашёл? Как чувствовал, хотели посмотреть, где живёт начальник охотничьего хозяйства, а вот, видишь, попали на тебя. Передай брату, что бы на днях нашёл меня, а я тебе предам от меня сюрприз. Хорошо?

– Попадёт мне от брата, – уныло заметил я.– и от отца…

– Не попадёт. Вот посмотришь, – генерал весело потрепал меня по шевелюре. – и патроны я тебе верну, и кое-что передам, что тебе наверняка надо. А сейчас пошли – надо ехать.

В этот вечер генерал Хайдаров привёз меня прямо домой, устроив переполох в моём семействе, и даже после того, как прошёл у родителей шок, посидел за столом, поужинав и выпив чарку-другую хлебной самогонки под квашеную капусту и шкварки с блинами. Мне, конечно, влетело и от отца, и от матери, и от брата. но назавтра брат привез мне три пачки патронов с дробью и необыкновенный, желанный подарок – настоящий армейский камуфляж и армейские берцы маленького сорокового размера.

Сколько раз генерал после этого ездил на эту тягу, я точно не знаю. Кроме того, что с генералом мы ездили на загонную охоту на кабанов, лосей и косуль, мы с ним были там за три года раз двадцать. я точно знаю, что однажды он даже привозил весной туда командующего округом. А одни раз он привёз с собою красавицу-жену. Только на охоту она не пошла: мы с ней остались у разведённого мною костерка на опушке леса, собирали цветы, жарили сало на палочках, и даже пили коньяк, закусывая сыром и тоненькими ломтиками лимона. Так хорошо было рядом с этой очаровательной молодой женщиной, так просто и легко общаться, смеяться, шутить.

Прошло время я ушёл в армию, отказавшись от протеже генерала– командарма остаться служить в родном городе, отслужил честно два года в Германии. А в это время командарм, получив инфаркт, к сожалению, умер. А вальдшнепиная тяга так и осталась на том же самом месте: такая же многочисленная, такая же азартная, такая же завораживающая, хоть и прошло с тех пор более сорока лет. Десятки тяг за прошедшее время я нашёл сам, десятки их мне показали егеря. Но, когда мы уже в настоящее время собираемся на охоту именно на эту тягу, то всегда говорим: «Поехали сегодня на «генеральскую» тягу», и первую рюмку после охоты мы поднимаем в честь его памяти – настоящего генерала, хорошего человека и преданного природе охотника.