За немалый срок отбывания наказания в местах лишения свободы мне, биологу-охотоведу и заядлому охотнику, пришлось не раз наблюдать диких животных, птиц и редчайших насекомых в этих самых местах. Стоит только внимательно приглядеться к окружающему миру даже в пределах пространства, ограниченного стеной с колючей проволокой, как можно увидеть столько много интересного!
Одна из колоний, в которой мне пришлось отбывать наказание, располагалась почти на окраине большого города, но в лесу, на краю торфяных карьеров. Там, едва попав в карантин, я с изумлением увидел бесстрашно расхаживающих по «запретке» семью крякв. Во главе семейства важно переваливалась мама-утка, а за ней, не менее важно, дружно шагали одиннадцать пушистых утят. Спустя два месяца я с удовольствием наблюдал по вечерам перелет диких уток над самыми нашими головами во время вечерних проверок. Там же, над самой колонией, пролегал маршрут тяги вальдшнепов. Воспетый еще Тургеневым и Буниным брачный полет лесной сумеречной птицы по моей подсказке увидели десятки осуждённых, некоторые из которых и не подозревали о существовании в наших краях такой удивительной длинноклювой и большеглазой птицы, не говоря уже о том, что и не знали, что такое «тяга вальдшнепа». Какова же была моя радость, когда мои приятели, зная мою страсть к природе, принесли из производственной зоны сначала жука-оленя, а потом огромного жука-носорога, а чуть позже – жука усача, с усами около десяти сантиметров каждый! Эти насекомые занесены в Красную книгу Беларуси, а тут они спокойно себе обитают на окраине огромного областного центра – в исправительном учреждении! Конечно же, жуков мы отпустили, так же, как и пойманного смешного насекомого с угрюмым названием – богомол. Ареал обитания этого насекомого раньше ограничивался северными областями Украины, но теперь он стал уже не редкостью в наших краях. А вот причудливо-страшную медведку многие осужденные и вовсе никогда не видели, несмотря на то, что в последнее время она сильно расплодилась и приносит существенный вред сельхозкультурам на частных огородах. Ее как вредителя после внимательного рассмотрения безжалостно скормили аквариумным пираньям.
Почти каждое утро летом в воздухе над колонией развертывалось жутковатое, но захватывающее своей драматичностью зрелище охоты ястребов-тетеревятников за «колонийскими» голубями. Голубей было немало, они приносили много хлопот, поэтому особо никто не переживал за них, когда вдруг с резким хлопаньем крыльев они начинали метаться в воздухе и, собравшись в стаю, кружась, начинали набирать высоту. Тут и появлялся стремительный хищник. Не везло голубю, оторвавшемуся от стаи. Хоть тот и пытался уйти от опасности, резко виляя из стороны в сторону, спасаясь падением камнем вниз, но ястреб стремительно нагонял его и, вытянув длинные лапы с острыми когтями, ловил несчастного на лету и также быстро исчезал в окружавшем колонию лесу.
С наступлением осени я с тоской смотрел в серое небо, где стаями и клиньями проплывали улетающие на юг гуси, утки, журавли и лебеди. Трудно поверить, но были случаи, когда, отколовшись от стаи, несколько птиц разворачивались, снижались прямо над колонией, делали круг над нашими головами и улетали за стаей. Может, что-то искали они на водной глади карьеров? А может, прощались с нами или даже конкретно со мной? Каждый из нас решал по-своему. Только по весне вереницы диких птиц опять пролетали прямо у нас над головами, да так низко, что даже было слышно, как рассекают воздух они своими крыльями. И это в нескольких километрах от многоэтажек!
Однажды зимним вечером меня срочно позвали на улицу: какого-то необычного зверя обнаружили зоркие глаза осужденных в сумерках на снегу у ограждения запретной зоны. «Норка, норка» – тихо шептали мне, пока мы скрытно подкрадывались к обнаруженному зверьку. Оказалось, что на территории колонии обитает… самая настоящая лесная куница. Расплывчатое жёлтое пятнышко на груди – тому свидетельство. Как пробралась лесная хищница на запретную территорию, остаётся загадкой. Всю зиму она в сумерках выходила на охоту вдоль ограждения запретной полосы, где с успехом отлавливала многочисленных полевок, пытавшихся любым путем пробраться из леса к нам в жилые секции и комнаты для хранения личных вещей. Впрочем, не брезговала она полакомиться и пойманными голубями. Весной куница вывела в залежах дров потомство, а ближе к осени и вовсе исчезла с четырьмя своими комочками-котятами.
В другой колонии, куда перебросила меня судьба, – расположенной в черте города, на пустыре, – диких обитателей оказалось намного меньше. Остались лишь в теплых воспоминаниях шмели, шершни, бабочки, парящие в голубом и безоблачном небе молодые аисты, беспокойные трясогузки, лесные птахи – зяблики, синицы, чижи, щеглы, зарянки и малиновки – пение и щебетание которых радовало слух и душу там, в покинутом мною учреждении. Здесь же в карантине меня встретило и сначала огорчило многочисленное семейство обыкновенных городских воробьев. Но каково же было мое удивление, когда вскоре мне пришлось понаблюдать брачные танцы самцов воробьев перед своими избранницами. Распушив перья, растопырив крылья, как настоящий тетерев на токовище, возбужденный воробей важно прыгал перед самочкой, не обращая никакого внимания на людей до такой степени, что на него можно было наступить. Он забавно чирикал, наверное, пел-токовал, выпятив пеструю воробьиную грудь и стоически терпел нарочно кажущееся невнимание и равнодушие своей избранницы. А чуть позже мне довелось увидеть песочно-рыжую самочку воробья, которая, как оказалось, уже несколько лет появляется в колонии, а потом также неожиданно исчезает в городе за высоким забором.
Однажды зимой на проверку прилетел домовой сыч. Бесстрашно усевшись на скат крыши, он внимательно оглядывал локальный участок, поворачивая свою круглую большую голову больше чем на сто восемьдесят градусов. Оказывается, не нас считал сыч. Лишь только выпорхнул запоздалый воробышек, сыч мгновенно сорвался с крыши, схватил птичку и абсолютно бесшумно исчез за углом здания. Позже мы узнали, что гнездо у них находится на территории промышленной зоны, под крышей цеха деревопереработки. В прошлом году видел я редчайшую бабочку – махаон. Огромная бабочка с большими, яркими резными крыльями порхала на газоне у церкви. А на липах, немногочисленных деревьях в нашей колонии, любила красивым голосом флейты «предвещать дождь» иволга. Там же заботливые осужденные развесили несколько скворечников – в них поселились скворцы, зато не выдержали такого соседства и исчезли шумные и нечистоплотные, только для нашего плаца, грачи. Но самыми замечательными птицами в этой колонии являются стрижи. Так устроена природа, что эти птицы всегда прилетают в мае почти точно в одно и то же время, в одно и то же время в начале августа исчезают. Свои гнезда они устроили под оконными откосами верхних этажей и под крышами. И с их прилетом локальные участки наполняются резкими и пронзительными криками-свистами, стремительными черными стрелами носятся они между зданиями и в высоком небе. Но всего лишь до первой недели августа. Тихо и грустно становится с их отлетом, и только запоздалые ласточки да летучие мыши в сумерках напоминают о заканчивающемся лете…
Это всего лишь некоторые эпизоды из всего того, что видел я лично в маленьком, ограниченном пространстве за эти годы. А мир, окружающий нас, интересен, богат и разнообразен. Все в нем от Бога, все в нем прекрасно, уникально и первозданно. Надо только это все уметь замечать, а главное – ценить, сохранять и не губить понапрасну. Многое, если не всё, в наших руках, в нашей сознательности и в нашей совести. А Божья тварь не знает границ. Она от своего рождения вольная, но создана в радость нам, людям – стоит только оглянуться по сторонам и оценить эту красоту.
